При формально растущих отдельных показателях экономики и социальной сферы, фундаментальные характеристики продолжали срываться вниз. Более того, поток доступных и легких денег сыграл с нами злую шутку – он скрыл на время истинное положение дел, дал иллюзию парения. Холодные ветры кризиса разогнали дурман. Действие наркотика начинает проходить, и вершины, к которым мы так долго стремились, прямо под ногами осыпаются и рушатся вниз, в черную бездну неизвестности.

От высоких горизонтов — в крутое пике

Еще 20 лет назад в Дагестане десятки самолетов и вертолетов буднично летали даже в отдаленные горные селения. Авиация была чем-то совершенно привычным, ежедневным. На самолетах у нас летали даже школьники. Я тоже когда-то прыгал с парашютом в Махачкалинском аэроклубе. У некоторых моих ровесников, тогда учеников девятого-десятого класса, за плечами были уже две-три сотни прыжков. Другие учились на летчиков и сами сидели за штурвалом учебного самолета.

Сегодня в Дагестане осталось лишь пять морально и физически изношенных гражданских самолетов. Думаю, мы можем лишиться и последнего «воздушного моста» с Большой землей. Первая же серьезная авария самолета вызовет серьезную проверку; первая же серьезная проверка закроет тему авиации в Дагестане. Небо над Дагестаном захлопнется, станет деревянным сводом, который заканчивается где-то у края плоской земли.

Кто ответит за катастрофу?

Последние двадцать пять лет в Дагестане были временем непрерывного регресса почти во всех мыслимых областях. Вот, к примеру, вопросы демографии.

В последние двадцать лет спад рождаемости в Дагестане был такой силы, что в республике родилось примерно на 300 тысяч детей меньше, чем могло бы в других, нормальных условиях. 300 тысяч нерожденных младенцев – разве это не катастрофа? Это все равно, что исчезло бы население трех-четырех крупных городов. Смертность при этом выросла. Еще от 50 до 70 тысяч человек «ушли» раньше времени – кто-то погиб в кровавых разборках, кому-то не хватило денег на эффективные лекарства. Осознает ли наша власть свою заслугу в этой катастрофе?.. Кается ли?..

Но и родившиеся – что ждет их?.. Последние, «сытые» годы – время рекордно высоких цен на нефть и доходов, были бездарно упущены, разворованы, проедены… Производящей экономики в республике почти нет, и сегодня примерно треть населения – «лишние люди», те, кого экономика Дагестана без помощи Центра не сможет прокормить в случае углубления кризиса.

Вот для сравнения несколько цифр, характеризующих нынешнее состояние экономики Дагестана. В 1988 году в Дагестане производилось примерно 5,6 млн. погонных метров тканей. В 2002 году произвели последние 170 тысяч, а затем производство окончательно остановилось. Сегодня на месте фабрики 3-го Интернационала – поселок «элитных» домов.

В 1988 году Дагестан сам производил примерно 42 тысячи магнитофонов и 54 тысячи пылесосов. Сегодня нелепой кажется сама мысль о производстве в Дагестане высокотехнологичных бытовых приборов.

Двадцать лет назад Дагестан был, без сомнения, индустриальным регионом. В 1990 году в промышленности было занято 146 тысяч человек, в строительстве – 189 тысяч.

Сейчас чуть более 80 тысяч человек работает в промышленности и 35 тысяч в строительстве. Да и реальны ли хотя бы эти цифры? Недавно дагестанские медики проводили исследование среди рабочих одного очень крупного и известного завода. Завод, есть, цеха стоят, рабочие в цехах по списку числятся. А на деле работает лишь треть от тех, кто числится.

Сельское хозяйство сегодня считается самой успешной отраслью «реального» сектора дагестанской экономики, предметом гордости дагестанских властей. Особенно животноводство, где республика превзошла показатели 1980-х годов.

Но так ли уж все хорошо? Сегодня в самом южном регионе России заброшено почти 100 тысяч га пашни. А ведь именно в растениеводстве можно достичь гораздо более высоких показателей интенсивности производства!

Увы, наше сельское хозяйство превращается в отрасль мотыг и пастушьих палок. А ведь еще двадцать лет назад по уровню механизации сельского хозяйства Дагестан лишь немного уступал лучшим показателям ведущих стран мира. На полях республики работали более 10 тысяч тракторов – в несколько раз больше, чем сейчас. Да и техника это была совсем другого уровня: тогда – самая современная в мире, а сегодня догнивающие остатки того, что не сломалось за минувшие двадцать пять лет.

Только в 1988 году в сельское хозяйство было поставлено 1308 тракторов, 1914 грузовых машин, 210 комбайнов, много другой техники. За последние 10 лет в республике значительно сократилось количество сельскохозяйственной техники. К примеру, комбайнов стало меньше в 10 раз, грузовых автомобилей в 7 раз. Сейчас ежегодные темпы списания сельхозтехники превышают темпы ее обновления в 6-10 раз.

Существенно изменился культурный и интеллектуальный уровень населения. Сейчас и в этой сфере также признаки катастрофы и деградации общества.

Оптимизм — только от незнания реальной картины

Я не хочу утверждать, что теперь абсолютно все плохо. Однако ценность немногих реальных достижений сводится на нет общим структурным хаосом и провалами в других сферах. К примеру, в Махачкале по улицам толпятся стада шикарных иномарок, а тысячи людей смогли отстроить просторные частные дома.

Вроде бы это хорошо. В советские времена действительно многие сталкивались с запретом на достройку второго этажа или забора – и это было несправедливо. Теперь дом можно построить любой высоты и размера – были бы средства.

Но чего будут стоить двух- и трехэтажные особняки, когда догниет уже почти мертвая коммунальная инфраструктура? Без света, тепла, воды и канализации шикарный дом превращается в роскошный склеп. В этом году Махачкалу грозят оставить без газа за долги. Ясно, что владельцы промерзших и темных квартир и домов за миллион долларов, будут несчастливы примерно так же, как и владельцы квартир за миллион рублей.

Все люди мерзнут одинаково

В советские времена миллиарды рублей ежегодно тратились на развитие инфраструктуры. В том же 1989 году в Дагестане было проложено 84 км. канализационных и водопроводных сетей и 149 км. газовых сетей, было газифицировано 8,7 тысяч квартир. Эти показатели в несколько раз выше того, что мы имеем сейчас.

Мы видим полнейшее и всеобщее пренебрежение ко всем социальным институтам. Даже такой, казалось бы, необходимый, как право частной собственности — всего лишь условность, которой пренебрегает даже государство. В советские времена, когда право частной собственности никто не декларировал, выселить жильца из принадлежащей государству квартиры было невозможно. Сегодня достаточно всего несколько месяцев не платить за квартиру, и вас выселят из жилья, несмотря на «зеленку» и адвокатов. Если уж такой регресс мы видим в отношении фундаментального для рыночной экономики права собственности, то, что говорить о постоянном нарушении всех иных прав и свобод!

Я думаю, что катастрофа, на дно которой погружается Дагестан, необратима. Беда не только в непрофессионализме и бездарности властей, но и в обществе, которое окончательно утратило человеческую солидарность и способность сопереживать ближним.

Что такое сила?

Нынешняя молодежь выросла с убеждением, что сила – это сломанные уши, тонированный «Хаммер» и «Стечкин». Молодежь нынешняя уже нетерпеливо теснит дагестанские «элиты» — мол, хватит, убирайтесь. Отдайте власть и «денежные места».

И сегодня объяснить молодежи, что сила в чем-то другом, уже невозможно. Как только становится ясно, что разговор будет не о тренировках, тачках, бабках, мобилах и телках, на втором слове молодой собеседник начинает зевать и оглядываться по сторонам. И у меня лично язык не повернется в чем-то упрекать молодежь. Так их воспитали, и если кто-то виноват, то именно эти «старшие товарищи». Пусть с ними и мучаются.

Конечно же, сила совсем в другом. Сила в сплоченности людей. Общество, занятое пожиранием более слабых, оказывается разделенным и беззащитным в трудные времена. Именно такие трудные времена сейчас и наступают. И тот факт, что вместо человеческой солидарности, совместного преодоления кризиса мы увидим лишь ожесточенную внутривидовую борьбу – еще одно измерение нынешней дагестанской катастрофы.

Сергей Исрапилов